Лейхтенбергские честь и верность

15 ноября — день прославления Паисия Величковского — нас посетили необычные гости из Свято-Покровского монастыря во Франции – священник иеромонах Афанасий и монахиня Елизавета. Замечательным является то, что мать Елизавета – урожденная Елена Дмитриевна Лейхтенбергская, потомок русской ветви этого рода. В 1939 году семья Лейхтенбергских, обосновавшаяся после революции в Баварии, перебирается в Канаду. С тех пор семья принимает участие в жизни нашего прихода. Сестра Елены Дмитриевны – Ирина Борисовна Ламазни и по сей день является прихожанкой святого Петро-Павловского собора. В настоящее время Ирина Ламазни проживает в частном доме престарелых в Монреале. Предлагаем вашему вниманию замечательный очерк о семье Лейхтенбергских, любезно предоставленный редактором газеты «Монреаль -Торонто» Борисом Неплохом.

Переулок его имени

Детство мое прошло в Максимилиановском переулке, в самом центре Ленинграда, возле памятника Николаю Первому и Мариинского дворца. Название переулка на городской карте выглядело несколько громоздким, даже чопорным, по советской традиции его переименовали, но старожилы не ленились ломать язык и называли Максимилиановскими и сам переулок, и находившуюся на нем больницу, а потом и платную, устроенную неподалеку, поликлинику. Названы они были так в честь герцога Максимилиана Лейхтенбергского-Богарне — зятя Николая I, второй сын Евгения Богарне (сына Жозефины и пасынка Наполеона Бонапарта), попечителя основанной в 1850 году в Петербурге лечебницы для приходящих.

 

С него — красавца лермонтовского типа в гусарском доломане, с ниточкой усов и зачесанными по моде висками, — и пошла русская линия Лейхтенбергских. А сам день рождения Максимилиана — 15 октября — стал чем-то вроде родового праздника.

Об этом мне рассказала уже в Монреале Ирина Борисовна, урожденная княжна Чавчавадзе — формально падчерица герцога Дмитрия Георгиевича Лейхтенбергского — долгие годы председателя Русского сообщества в Квебеке, — а если не формально,— его дочка, воспитанная им с самого раннего детства.

В квартире у Ирины Борисовны на стенах старинные гравюры в рамах, акварели, портреты, родовой герб князей Чавчавадзе. Это древний грузинский род, с русской историей близко соприкоснувшийся через юную красавицу Нино, которая стала женой А. С. Грибоедова и, овдовев в 18 лет, написала на могиле мужа такие простые и хватающие за душу слова: «Дела твои бессмертны, но почему пережила тебя любовь моя?»

Своего отца — князя Бориса Александровича Чавчавадзе — моя монреальская знакомая не знала. Она родилась 23 апреля 1920 года в Ялте, в суматохе общей эвакуации, а отец умер за несколько месяцев до ее рождения — от тифа. Был он офицером Белой армии. По-видимому, одной из кавказских кавалерийских дивизий. Во всяком случае, с фотографии 1919-го года на нас смотрит молоденький кавалерист в белом бешмете с газырями — такие носили в казачьих или кавказских полках.

Она

Мама Ирины Борисовны — Екатерина Александровна — происходила из старинного дворянского рода Араповых. Ее отец, дедушка Ирины, Александр Викторович Арапов до революции был сначала орловским (1916), потом вятским (1917) губернатором. Мама училась в Москве в Александровском институте благородных девиц.

— Она вспоминала часто один и тот же эпизод, — рассказывает Ирина Борисовна. — Об участии в деятельности организации под названием «Главсахар». Это было сразу после революции. Организация под видом коммерции занималась переправкой офицеров-добровольцев на юг в Белую Армию.

Тогда, во время передвижения по стране, охваченной гражданской войной, подстерегала постоянная опасность ареста, даже расстрела. Причем как со стороны красных, так и белых или каких-нибудь «зеленых».

Подобное описано у Б. Пастернака в романе «Доктор Живаго», а в жизни все было так. Катю Арапову, а с ней еще нескольких заложников высадили из поезда и поставили на расстрел прямо возле вагона. Она молилась про себя, уже приготовилась умереть, но потом последовал приказ: «Отставить расстрел!»

— А вот другой случай, — рассказывает Ирина Борисовна. — Мама уже была беременна мною и попала в облаву. Их согнали куда-то, и один мужчина попытался бежать. Ему выстрелили в спину и убили. На маму это сильно подействовало. Настолько сильно, что когда я родилась, у меня на спине было обнаружено маленькое родимое пятно — прямо на том самом месте, куда выстрелил красноармеец.

Какое-то время Екатерина Александровна была сестрой милосердия в Добровольческой армии.

— О медицине мама имела самые поверхностные представления и очень боялась, что вдруг привезут серьезно раненого, а она не будет знать, как ему помочь. Прожив с мужем всего полгода и овдовев в неполные 20 лет, Екатерина Чавчавадзе-Арапова с новорожденной дочерью отплыла из Ялты на английском коммерческом пароходе в Константинополь. Пароход был полон русскими беженцами. Ее будущий муж — корнет Конногвардейского полка герцог Дмитрий Георгиевич Лейхтенбергский был на другом пароходе — итальянском. Познакомились они еще в Ялте. Был какой-то званый ужин. Свекровь молодой вдовы княгиня Чавчавадзе сказала ей, чтобы она пошла туда развеяться, добавив, что там будет герцог Лейхтенбергский.

— А мне это сочетание «герцог Лейхтенбергский» представлялось в виде дряхлого скучного старика, — признавалась потом дочери Екатерина Александровна.

На тот ужин она не пошла, но встреча их все-таки состоялась. Герцог Лейхтенбергский, увидев молодую красивую женщину, остановился в дверях и сказал: «Это та, на которой я женюсь!»

Он ей сделал предложение в Константинополе. Екатерина Александровна в ответ: «Я недавно потеряла мужа».

— Я буду ждать столько, сколько потребуется, — решительно сказал герцог. Они венчались в Риме 13 мая 1921 года.

 

Он

Влюбившийся с первого взгляда Дмитрий Лейхтенбергский был тоже молод. Ему было всего двадцать три. Моему Максимилиану, с которого я начал рассказ, он приходился правнуком. До революции семья жила в аристократической части Петербурга — на Английской набережной. Дмитрий был учащимся военно-инженерной школы, а когда началась Первая мировая поступил вольноопределяющимся в лейб-гвардии Конный полк — родной полк его отца — Георгия Николаевича (или, как его называли близкие — «Гиги») Лейхтенбергского.

 

Когда-то у русской ветви этого рода был еще один титул, дарованный царем Николаем Первым — князья Романовские. Но уже почти все внуки Максимилиана, связавшие себя брачными узами с девушками из семей аристократических, но не царственных, утеряли эту важную приставку. Женой Георгия Николаевича и матерью Дмитрия Георгиевича Лейхтенбергских была урожденная княжна Ольга Николаевна Репнина. А Репнины — род известнейший в русской истории.

В первые месяцы революции юный герцог Лейхтенбергский был взят заложником и какое-то время содержался под арестом в Петропавловской крепости, из которой сумел бежать. Потом пробрался в Добровольческую армию. Ему было присвоено звание корнета, два года воевал в эскадронах Конногвардейского полка. Был ранен и контужен. Семья встретилась в Ялте. Оттуда путь лежал в Константинополь. Затем был Триест, Рим, и, наконец, уже вместе с женой и маленькой Ириной — родовой замок Лейхтенбергских — Seeon.

Дом в горах и немного истории

В верхней Баварии, недалеко от Мюнхена и совсем близко от австрийского Зальцбурга, в живописных Альпах, лежит старинный замок Зеон (Seeon). Когда-то это был монастырь. Год его основания – 994й. Но сменялись века, потом это стали королевские покои Генриха Второго и дальше — неумолимое время — здесь музицировал Моцарт, и сохранился в парке дуб, посаженный им. В середине XIX века замок стал владением герцогов Лейхтенбергских. С хрустальным озером, луковками баварских церквей, с просторными дворцовыми залами, а когда-то и с роскошной библиотекой, вид которой сохранился — увы!— только на фотографии. Я видел тот снимок: бесконечные стеллажи полок с золотыми корешками, портреты разных веков, конные статуэтки из бронзы, мраморные бюсты королей и полководцев, кресла с высокими спинками, рояль, бесценные гравюры…

Родоначальник семьи — принц Евгений Богарне — сын императрицы Жозефины, усыновленный Наполеоном.

Девиз рода — «Честь и Верность». Наполеон любил его как родного сына, и тот отвечал ему взаимностью. В 21 год Евгений — полковник, командир самого блестящего полка гвардейских конных егерей, в 28 — командующий армией в войне против Австрии, вице-король Италии.

В 1812 году во время похода в Россию Евгений Богарне — командующий Четвертым корпусом Великой Армии. Во время Бородинского сражения его солдаты атакуют батарею Раевского.

В семье Лейхтенбергских-Богарне сохранилось предание. Однажды вечером под Звенигородом, в палатку командира корпуса, странным образом, минуя караул, вошел русский монах. Он сказал принцу Евгению: «Защити мой монастырь от грабежа, и ты вернешься живым на родину, а твои потомки будут служить России». Сказал и исчез. На следующий день, осматривая монастырь, принц увидел икону с ликом Святого основателя монастыря. Это был его посетитель.

Принц Евгений остался верен Наполеону, даже когда рухнула наполеоновская империя. В письме к Жозефине Бонапарт писал в 1814 году :«Многих жалких людей осыпал я милостями. Все меня предали, кроме Евгения. Он достоин и Тебя и меня».

Принц Евгений Богарне был женат на дочери баварского короля Августе. После падения Наполеона русский император Александр Павлович лично озаботился его судьбой, посодействовал в приобретении им земель в Баварии и получении титула.

Две старинные гравюры из собрания Лейхтенбергских — в монреальской квартире Ирины Борисовны. На одной — вид Петербурга, на другой — Лиссабона. «Ну, Петербург, понятно, но при чем тут Лиссабон?» Только потом, пробираясь сквозь ветви этого пышного родословного дерева, все стало понятным. Старший брат Максимилиана Август-Карл был супругом королевы Португалии — Марии. А его сестра Амалия — вдовствующая королева Бразилии и первая из Лейхтенбергских хозяйка замка Seeon — тоже жила большей частью в Лиссабоне. Лейхтенбергские-Богарне состояли в родстве со многими пышными дворами Европы. Еще одна сестра Максимилиана — Жозефина — была королевой Швеции и Норвегии, а его кузен стал императором Франции Наполеоном Третьим. Лейхтенбергские были влиятельны и при русском дворе. Мой Максимилиан, в переулке которого я жил в Ленинграде, был младшим сыном Евгения Богарне. Его брак с дочерью царя Марией Николаевной оказался счастливым.

У них было три дочери и четыре сына. Это значит, мимо их дома — Мариинского дворца — бегал я каждый день в школу…

Сын Максимилиана — Евгений был командующим войсками гвардии и петербургского военного округа, титуловался — Его императорское Высочество.

 

 

Дочь — Евгения — председательница Русского Красного Креста.

 

И уже ближе к нам по времени — Георгий Николаевич — отец молодого герцога — имел почетную должность председателя Императорского Общества ревнителей русской истории.

«Только Бог один может решить…»

Василий Орехов — издатель брюссельского военно-политического журнала «Часовой» утверждал, что кого-то из Лейхтенбергских после революции прочили на царский престол. И деньги на это продвижение давала почему-то Япония. Во всяком случае, замок Зеон, где поселились в 20-е годы Лейхтенбергские, стал на короткое время штабом русской эмиграции: здесь бывали — генерал П. Н. Врангель, профессор И. А. Ильин, другие видные деятели русской эмиграции. Поэтому вовсе не случайно, что финальный акт драмы под названием «Самозванка, или Спасенная Анастасия» разыгрался именно здесь.

Однажды во дворце появилась молодая женщина, которая называла себя Анастасией Николаевной Романовой, дочерью русского царя, чудом спасшейся от екатеринбургского расстрела. В этой истории было все: попытка самоубийства, берлинская лечебница для нервнобольных, солдат-спаситель Александр Чайковский, выстрел на улице Бухареста, ложь и правда в сюрреалистическом замесе. Окончательная точка в этом деле не поставлена до сих пор.

Та, кто называла себя Великой княжной Анастасией Николаевной, не знала русского языка, а говорила только по-немецки, но это недоразумение объясняли частичной амнезией после всего перенесенного.  Второе. Те, кто знали Анастасию, — фрейлины, придворные, ее учитель, дворцовая прислуга, большей частью подвергали сомнению и физическое сходство. Но сама вероятность спасения дочери царя, вызывала в эмигрантских душах ликование и надежду. Надежду на то, что династия может быть восстановлена. И отсюда — желаемое, которое принимали за действительное. С Ириной Борисовной мы обсуждаем ту стародавнюю историю на улице Шербрук, в Вестмаунте.

— Я ее хорошо помню. Она была очень умная. Например, кто-то ее спрашивал:«Помните, у вас на туалетном столике стояла фарфоровая собачка?»  Она: «Нет, не помню!» В следующий раз кто-нибудь другой ее спросит об обстановке, в которой жили великие княжны, и она говорит:«Помню, что у нас стояла на столике фарфоровая собачка». Бабушка Репнина ей верила, а дедушка Лейхтенбергский — нет. Она подолгу жила в замке Seeon, потом вышла замуж за американца — профессора медицины Джона Манэхэна. Но похоронили ее в Seeon, в семейной усыпальнице Лейхтенбергских. На ее могильной плите надпись по-немецки: «Здесь похоронена фрау Анни Манэхэн. Только Бог один может решить, она ли это».

Их семья

Ирина Борисовна хорошо помнит то время безмятежного детства среди дворцовой роскоши и великолепной природы. Ее и родившуюся в 1922 году сестру — Елену — баварцы называли принцессами. На велосипедах принцессы за полчаса добирались до Зальцбурга. В 1927 году родился брат — Георгий. В том же году родители отправились в Канаду по приглашению родственника — маркиза д’Альбицци, у того был дом в Сан-Савер, недалеко от Монреаля. Позднее, уже в 1939-м этот дом будет куплен Лейхтенбергскими. Герцог Дмитрий Георгиевич был превосходным лыжником, и у него возникла идея организовать горнолыжную школу. В 1929 году умер дедушка — Георгий Николаевич Лейхтенбергский, и выяснилось, что они вовсе не так богаты, как это казалось. А было в замке 100 комнат, их обслуживали 115 слуг.

Замок пришлось продать, они переехали поблизости. Сестру отправили учиться в Югославию, в город Белая Церковь, в Мариинский Донской Институт. Окончила она полный курс в 1939-м году.

Ноябрь 1939-го. Раннее утро. Соседка пришла, чтобы сообщить «Сталин и Гитлер заняли Данциг»— вот он отклик на советско-германский договор. Ирина разбудила родителей. Всем было ясно, это — начало новой мировой войны. Бывшим русским подданным, обладателям «нансеновских» паспортов, в Германии оставаться было небезопасно. Собрались в 24 часа. С помощью американцев герцог Дмитрий Лейхтенбергский и его семья выехали сначала в Швецию, затем в Канаду. Начиналась новая жизнь.

В Монреале Ирина Чавчавадзе работала в больнице, собиралась отправиться на фронт, в Европу. Сестру — Елену Лейхтенбергскую приняли на службу в Bell Canada. Случайный разговор, случайная встреча открыли новый путь для сестер. В 1943-м году красивые молодые аристократки, свободно владеющие четырьмя языками, стали лейтенантами королевского Военно-морского флота. Согласно служебной установке, они работали секретаршами, а на самом деле — в военно-морской разведке. Русский язык пригодился после войны. В 1945-ом Канада передавала Советскому Союзу по лендлизу 10 миноносцев. Переводчицей была Ирина Борисовна.

— У русских был адмирал, звали его Павел Архипович. Очень воспитанный и приятный человек. Я ему как-то призналась, что хотела бы побывать в России. Он мне ответил: «Вам там бы не понравилось!»

Жизнь входила в свою колею. Герцог Дмитрий Георгиевич Лейхтенбергский открыл лыжную школу в Сан-Савер, а летом на каникулах возил канадских школьников в Европу — устраивал специальные туры. До самой своей смерти в 1972 году он был председателем объединения русских этнических общин, а когда он умер монреальские газеты называли его первопроходцем в горнолыжном спорте Квебека. (Читайте:  How a Romanov Duke Popularized Skiing in Quebec’s Laurentian Mountains)

… Ирина Борисовна достала папку с бумагами — там копии документов, старые газеты, родословные таблицы, фотографии. Вот вырезка из канадской газеты на английском языке: «Оттава стала новым домом для русской пары»— это про дядю — герцога Константина Георгиевича Лейхтенбергского, его жену — Долли, урожденную княжну Оболенскую, и их двух дочерей. Вырезка начала 60-х годов.

А вот недавнее фото: она во Франции, в православном монастыре «Божья Матерь Заступница», в гостях у сестры — та приняла монашеский постриг в 1979 году под именем мать Елизавета.

 

— С сестрой мы всегда были очень дружны, — говорит Ирина Борисовна. — Часто созваниваемся, раз в году я стараюсь у нее бывать. Ездили вместе в Россию.  Были в Москве, Петербурге, посмотрели известные монастыри.

— А Мариинский дворец видели?

— Да, хотя вовнутрь не заходили. Было неловко просить. Там ведь сейчас флаг российский и герб, заседает городское законодательное собрание.

После войны Ирина Борисовна вышла замуж, уехала с мужем в США. Какое-то время работала в Толстовском Фонде, в Вене — эта организация оказывала помощь русским беженцам. У нее два сына и дочь, четверо внуков и внучка. Старший сын — Петр — генерал-майор канадской армии, был в составе миротворческих сил в Косово и Сьерре-Леоне. Младший — Николай — директор отделения банка в Нью-Йорке. Дочь Елена со своей семьей живет в Соединенных Штатах. В России, в Твери, они с мужем удочерили девочку, тоже Лену. Сейчас младшей внучке Ирины Борисовны 14 лет.

— А мы с сестрой, когда встречаемся, вспоминаем нашу жизнь, покойных родителей, брата, которого тоже уж нет. Вспоминаем наш замок в Баварии. Сейчас там Центр культуры — устраивают концерты, выставки, часто можно услышать русскую речь.

Вот такая история у канадской ветви знаменитой семьи герцогов Лейхтенбергских.

Книга “Честь и верность. Российские герцоги Лейхтенбергские” в интернет магазине Озон